— Да коней же! — Бо еще раз оглянулся, ища коней глазами, но отсюда их уже было не видно. —

Венецианы выкрали их из другого города, далеко-далеко отсюда, который они завоевали и разграбили. Оса говорит, венецианы эти были когда-то очень воинственные и весьма могущественные. Все золото, которое здесь, в бализике, собрано, они скупили в обмен на свою военную добычу. Или украли. А уж потом наклеили его на потолок и стены.

— Во-первых, не бализика, а базилика, — поправил его Проспер. — И зовут их не венецианы, а венецианцы. — Он бросил взгляд на огромный, голубой с золотом циферблат, украшающий Часовую башню на северной стороне площади. Без пяти три.

Сципио вместе с остальными уже ждали возле Фонтана львов перед боковым входом в собор. Сципио снял с себя маску и нетерпеливо вертел ее в руках.

— Наконец-то, — пробурчал он, когда Бо уселся рядом с ним на каменное ограждение фонтана. — Опять своих коней разглядывал?

Бо смущенно уставился себе под ноги. Оса купила ему новые ботинки. Великоваты чуть-чуть, но очень красивые. И теплые.

— Теперь слушайте! — Сципио жестом подозвал к себе остальных и понизил голос, чтобы никто из окружающих их не подслушал. — Я не хочу являться на эту встречу с целой свитой, так что делаем следующее: я сейчас туда захожу, Проспер и Моска идут за мной, остальные трое ждут здесь, у фонтана.

Бо и Риччио разочарованно переглянулись.

— Не хочу я здесь торчать! — У Бо уже подозрительно подрагивали губы. Оса хотела было в утешение погладить его по голове, но он обиженно отстранился.

— Бо правильно говорит! — воскликнул Риччио. — Почему всем нельзя пойти? Почему только Моска и Проспер?

— Потому что мы трое недостаточно хороши для свиты великого Короля воров, — язвительно пояснила Оса, прежде чем Сципио успел хоть что-то ответить. — Бо слишком маленький, тебе тоже больше восьми лет никто не даст, а я вообще девчонка, значит, вовсе ни на что не гожусь. Нет, мы трое только уроним его достоинство, над ним еще смеяться начнут, верно ведь, Король воров?

Сципио от ярости стиснул зубы. Ни слова не говоря, он с каменным лицом прошел мимо нее, направляясь к собору.

— Пошли, — бросил он на ходу Моске и Просперу, но те все еще колебались. И только когда Оса сказала им:

— Да идите уж, — они последовали за ним. Риччио, глядя им вслед, глотал слезы обиды, но Бо не выдержал и расхныкался, да так горько, что Проспер вынужден был к нему вернуться.

— Тебе же в базилике совсем не нравится, — зашептал он. — Тебе там страшно, так что кончай капризничать. Оставайся тут, у фонтана, смотри, чтобы Осу никто не обидел, и никуда не уходи.

— Но это же скучища какая, — обиженно пробурчал Бо, поглаживая каменную лапу фонтанного льва.

— Проспер, ты идешь или нет? — нетерпеливо крикнул Сципио.

— Ну, пока, — шепнул Проспер. И вслед за Моской и Королем воров исчез под темными сводами гигантского собора.

Когда Проспер вместе с братом впервые под этими сводами оказались, Бо сразу же прозвал собор золотой пещерой. Но все эти золотые мозаики с ангелами, королями и святыми, которыми испещрены были потолки и стены, светились только в определенное время дня, когда высоко стоящее солнце заглядывало в окна собора. Сейчас же все было темно. Казалось, все эти картины, составленные из бесчисленного множества блестящих маленьких стеклышек, не отражают, а, наоборот, поглощают скудный сумрачный свет, теряющийся в бездонных сводах. Свет и тепло остались там, на улице, словно сюда им путь заказан.

Ребята нерешительно двинулись по широкому центральному проходу, их шаги по каменным плитам гулко отдавались в окружающей тишине. Над головами их бездонно нависали купола, золотистое великолепие которых было укутано сейчас непроглядной тьмой. Среди мощных каменных колонн, поддерживающих эти неимоверные своды, мальчишки казались себе такими крохотными букашками, что невольно жались друг к другу поближе. Сумрачный свет вокруг них, казалось, был пропитан тишиной, редким почтительным шепотом да шарканьем подошв по холодному камню.

— Где же здесь исповедальни-то? — прошептал Моска, боязливо озираясь. — Не так уж часто я здесь бываю. Не люблю церкви. Мне в них всегда жутковато.

— Я знаю где, — сказал Сципио, снова надвигая маску на лицо. И уверенным шагом, словно экскурсовод, не впервой показывающий диковинные чудеса собора туристам, двинулся вперед, увлекая за собой товарищей. Исповедальни обнаружились в сторонке, в боковом чертоге огромного храма. Первая слева ничем не отличалась от остальных, это была похожая на шкаф кабинка темного дерева, завешенная изнутри темно-красными занавесками и с дверцей посередке, через которую в тесную каморку входил священник. Там он усаживался на узенькую скамью и приникал ухом к небольшому оконцу; через которое каждый желающий мог шепотом поведать ему про все свои грехи и таким образом облегчить душу.

Кающиеся грешники заходили в кабинку сбоку, и у этого входа, разумеется, тоже имелась занавеска, скрывавшая посетителя от посторонних глаз. Вот ее-то и отодвинул сейчас Сципио. Сперва, правда, он в последний раз поправил на себе маску и нервно откашлялся. Король воров изо всех сил старался показать, что ему все нипочем, но, устремляясь вслед за ним за занавеску, Проспер и Моска чувствовали, что сердце у него колотится от страха точно так же, как и у них.

Разглядев в темноте очень низенькую и узкую скамеечку, Сципио поколебался, но потом все же встал на колени. Только так можно было заглянуть в оконце и увидеть лицо того, кто укрылся за перегородкой исповедальни с другой стороны. Проспер и Моска встали у него за спиной, как верные оруженосцы. А Сципио, в темной маске и на коленях, прислушивался к тому, что творится за оконцем, наглухо задернутым шторкой.

— Похоже, его еще нет. Может, пойти взглянуть? — неуверенно предложил Моска.

Но в ту же секунду шторка колыхнулась и отодвинулась в сторону. Из тьмы, царившей в исповедальне, блеснули два глаза, огромные, круглые и светлые, вообще без зрачков. Проспер испуганно вздрогнул и лишь со второго взгляда сообразил, что это не глаза, а посверкивающие в полумраке стекла очков.

— В церкви не полагается ходить в маске, как и в шляпе, — раздался глухой хрипловатый голос, принадлежавший, судя по всему, глубокому старцу.

— Как не положено в исповедальне договариваться и о краже, — в тон ему возразил Сципио. — А мы, по-моему, именно для того и встретились, верно?

Просперу почудилось, что он услышал за оконцем короткий смешок.

— Так ты и вправду Король воров? — тихо поинтересовался незнакомец. — Так и быть, можешь оставаться в маске, если не хочешь показывать мне свое лицо. Я и так вижу, что ты еще очень юн.

Прямой, как свечечка, натянутый, как струна, Сципио не дрогнул.

— Это так. А вы, судя по голосу, очень стары. Разве возраст имеет какое-то значение в нашей сделке?

Проспер и Моска переглянулись. Сложением — Сципио и вправду был еще мальчик, с этим он ничего поделать не мог, но изъяснялся он совсем по-взрослому и с такой легкостью, что эта всегда приводило их в восхищение.

— Никоим образом, — тихо ответил старик. — Прошу простить мне, что удивился твоему возрасту. Когда Барбаросса рассказывал мне о Короле воров, я, признаюсь, и подумать не мог, что это мальчик лет двенадцати-тринадцати. Но не пойми меня превратно. Я совершенно того же мнения, что и ты: твой возраст в данном случае никакой роли не играет. Мне самому с восьми лет пришлось вкалывать как взрослому, хотя телом я был еще слаб и тщедушен, как ребенок. И никого это не волновало.

— В моем ремесле хрупкое телосложение даже к выгоде, ваше сиятельство, — заметил Сципио. — Мне ведь так вас называть?

— Можешь называть меня так, да. — Незнакомец откашлялся. — Как уже рассказал тебе Барбаросса, я разыскиваю человека, который помог бы мне раздобыть одну вещь. Вещь, которую я искал много лет и наконец нашел. Но, к величайшему моему сожалению, ею владеет в настоящее время одна незнакомка. — Старик еще раз откашлялся. Очки прильнули к оконцу совсем близко, и Просперу показалось, что он слабо различает за ними черты лица. — Уж коли ты величаешь себя Королем воров, то, стало быть, тебе уже случалось, должно быть, проникать в знатные дома здесь, в городе, и не попадаться, верно?